Остались вопросы

Органический лен мы продаем в Европу. В России к здоровой продукции пока не готовы

Заняться масличным льном новосибирскому фермеру Сергею Толстову посоветовали друзья-растениеводы. За несколько лет хозяйство Барабинского района увеличило посевные площади под новой культурой с 300 до 1500 га. Половину клина занимает органический лен – его полностью отправляют на экспорт. В России, по мнению агрария, у экольна пока мало перспектив – население не готово массово потреблять «чистые» продукты. А чтобы развивать переработку, нужны такие кадры, которых на селе не найти.

 

­ Льном масличным я начал заниматься четыре года назад по совету друзей-­коллег из Усть-­Таркского района. И у них же приобрел первые семена, которыми сработал в первый год, потом покупал другие сорта семян высших категорий у омских семеноводов.


Сложности в уборке льна – это первое, с чем мы столкнулись. Не знали, что делать с соломой, которая плохо косится, долго перегнивает и является проблемой для последующих культур в севообороте. Действовали по­-разному: то собирали ее пресс­-подборщиками, то запахивали отвальным плугом.


Наше хозяйство делится на две части: органический клин и обычный – традиционный. Лен начинали возделывать с 300 га, сегодня им занято 1500 га. Примерно половина этой площади – органика. Как оказалось, эко-лен очень интересен за рубежом, люди готовы за него платить. Напрямую нашли переработчиков в Европе, заключили контракты, открыли валютные счета, сделали все таможенные документы и регулярно отправляем продукцию на экспорт.


Затраты на гектар  что в органике, что в традиционном льноводстве  примерно одинаковые, просто технологии разные. Органическое земледелие чуть более трудоемкое – это вспашка, культивация, боронование, обязательно парование. В традиционной технологии идет прямой посев – основные средства тратятся на защиту и питание растений, покупку гербицидов и удобрений. В зависимости от технологии, используются разные машины. Но урожайность примерно одинаковая – в среднем 12 ц/га. Это невысокий показатель, но такова особенность масличного льна. Это генетически слабая культура, и больших урожаев здесь не получишь. Бывают редкие частные случаи, когда по 20 ц/га собирают, но это скорее исключение, чем система. Если у той же пшеницы огромный потенциал – при определенных вложениях урожаи могут достигать и 60, и 80 ц/га, то у льна таких возможностей нет. К тому же в севообороте его не будешь менять через год. Срок его возвращения на поле – не менее трех лет, а некоторые агрономы говорят даже о семи годах. Поэтому крестьяне предпочитают заниматься более маржинальными культурами – той же пшеницей, на которой заработать можно больше, а хлопот меньше. Там, где природно-­климатические условия лучше, чем в Сибири, лен вообще не сеют. Просто в какой-­то момент из-­за высокого спроса он был ликвидным.


Органический лен используют в органическом животноводстве для производства кормов – масла, жмыха. Используя их, получают «чистое» мясо. Я был во Франции, общался с фермерами, которые готовы покупать у нас эко-лен в крупных объемах для производства здоровых омега­насыщенных кормов.


К сожалению, сами россияне пока не готовы к правильному  полезному питанию. Поэтому внутренний рынок не развит. Наш человек идет в магазин, берет с полки продукт с ГМО, на который наклеена этикетка «эко­-био», и покупает его, думая, что ест здоровую пищу. В Европе такого нет. Там, если ты готов заплатить чуть больше за хороший продукт, то идешь не в сетевой супермаркет, а в специальный био-­магазин, и можешь быть уверен, что все представленные товары – реально здоровые, сертифицированные и проверенные на сто рядов. Несмотря на высокие цены, в таких магазинах на кассе очереди!


Я сомневаюсь, что органическое сельское хозяйство приживется в России. Я не знаю ни одного сознательного фермера в Новосибирской области, который бы сегодня решился заниматься органикой. Потому что это неимоверные риски – непонятно, как выращивать и кому потом продавать. Нельзя быть уверенным, что завтра не закроют границы или еще какие­-нибудь пошлины не введут. Возможно, кто­-то будет заниматься органикой на небольших площадях, но крупные фермеры – вряд ли.


В нашем хозяйстве часть полей находится в особо охраняемой природной зоне, где нельзя применять ни гербициды, ни удобрения. Было два варианта – либо уйти с этой территории, либо остаться и попробовать заняться органикой. Уходить не хотелось, потому что это моя земля, моя малая родина, я здесь вырос и не хотел все бросать, в том числе людей, с которыми работаем. Иначе эти земли из пахотного клина выбыли бы и просто заросли травой. Сегодня мы сертифицировали под органику 1550 га площадей. В целом же доля льна в общем объеме всех наших посевных площадей занимает 25–30 %.


Не скажу, что я где­-то учился льноводству. Наши фермеры, в принципе, всему учатся только на собственном опыте. Семеноводческие хозяйства, в которых покупаешь семена, дают свои рекомендации по выращиванию. Ездим к соседям, общаемся с коллегами – вот и вся школа.


В этом году из­-за ранней весны немного поменяли очередность высева культур. Впервые начали применять жидкие удобрения КАС, но если дождей не будет, они не сработают. Летом пообещали засуху, поэтому часть посевов мы застраховали.


Сейчас много говорят о развитии переработки в стране, в том числе льна, но, откровенно говоря, больших перспектив я здесь не вижу. Почему? Приведу простой пример. Я уже говорил, что у нас сегодня есть проблема использования соломы. И вот ко мне приходит человек с предложением перерабатывать ее в короткое волокно. Для этого нужно приобрести и установить специальную линию стоимостью 10–15 млн. рублей. Я говорю – о'кей, я готов. Только где же мы найдем в нашей деревне технолога и кто встанет за эти передовые станки? На этот вопрос ответа нет. Сегодня сельские предприниматели как никто страдают от нехватки качественных кадров. А рабочие специальности – трактористов, водителей, сварщиков – скоро вообще надо будет заносить в Красную Книгу. Но если нет людей, как можно планировать какое-­то серьезное развитие?


Российское сельхозмашиностроение тоже не выдерживает никакой критики. Практика показывает, что любая техника, начиная от шуруповерта до силового трактора, должна быть импортной. Вопрос в другом – могут ли люди себе это позволить? В моем парке тоже есть тракторы и комбайны производства РФ и СНГ. Но, к сожалению, по качеству и надежности это уже совсем не те машины, которые выпускали еще 30 лет назад. И люди, которые на них работают, изменились. Сегодняшние трактористы – это самоучки: им показали, как надо ехать и что нажимать, а почему так и как все устроено, они не знают.


В 90­е годы систему аграрного образования развалили, и до сих пор восстановить не удалось. Нашим родителям гораздо больше повезло в этом плане. Они жили в лучшее время. У меня отец – агроном с высшим образованием, его после вуза распределили в деревню Барабинского района, в одно из отделений фермы, поставив бригадиром растениеводческой бригады. Вот какой тогда был уровень сельских кадров! Сегодня в моем хозяйстве только у меня высшее образование, все остальные даже среднего специального не имеют. Приезжают выпускники техникумов, но долго не задерживаются. А мне не нужен работник, который будет сидеть полдня и играть в телефоне. Молодежь не едет на село. Выпускник вуза лучше сядет в сетевой супермаркет на кассу и будет жить на съемной квартире, лишь бы оставаться в городе. Если бы не было энергонасыщенных тракторов с посевными комплексами, хозяйства вообще не могли бы сеяться – при той нехватке людей и том уровне специалистов, какие есть сейчас.


Сегодня можно выжить, только применяя хорошую технику. Конечно, стратегически очень важно, чтобы российские заводы работали. Но непонятно, почему я с поддержкой государства покупаю российский комбайн за 12 млн рублей (а без поддержки он стоит 17 миллионов!), а немецкая машина той же мощности и того же класса обходится в эти же 1720 млн рублей, хотя в ее цену включены госпошлины, доставка и т. д.? Получается, что российский комбайн на выходе с завода стоит дороже, чем импортный? Но это не две одинаковые машины и в поле они будут показывать себя по­разному. Не буду уточнять, какой из них развалится первым и, напротив, в каком комфортнее находиться и удобнее работать. А господдержка – это ведь деньги налогоплательщиков! И если мы их расходуем на российское машиностроение, то нужно ставить задачу делать такую технику, чтобы за нее не было стыдно. Наши заводы нужно поставить в такие условия, чтобы они не могли делать брак. Если государство помогает предприятию, оно должно с него спрашивать. Тогда фермеры не будут стремиться покупать импортную технику.


Лен – это культура, которая не является основной в сельском хозяйстве. Мы, например, помимо льна, выращиваем пшеницу, овес, ячмень, горох, ранее занимались рапсом, чечевицей, гречихой, амарантом. В этом году впервые посеяли просо. Если говорить о перспективных культурах, я бы выделил подсолнечник. Его потенциал очень высок, потому что к животным жирам мы уже точно не вернемся, а растительные масла пользуются стабильным спросом. И органический подсолнух очень востребован в Европе. Возможно, именно на него мы сделаем ставку в ближайшем будущем.

 

Журнал «Сельская Сибирь» № 3(17) 2020


10.08.2020

 

Читайте также

Предложить
новость
Если вы стали свидетелем или
участником интересных событий
Предложить
Подписка на
рассылку новостей
Каждую неделю только самые
важные и интересные новости
Подписаться
Подписка
на журнал
Оформите подписку на
новые выпуски журналов
Оформить
Новостная рассылка
Каждую неделю только самые важные и интересные новости