Александр Донченко, руководитель Института экспериментальной ветеринарии Сибири и Дальнего Востока СФНЦА РАН, доктор ветеринарных наук, профессор, академик РАН
Болезни животных так или иначе отражаются на здоровье человека. Поэтому ветеринарные врачи в некотором смысле выполняют роль медиков и отвечают за безопасность продукции от фермы до стола. О том, какие инфекции скота сегодня угрожают людям, почему рекордные надои не должны быть самоцелью для хозяйств и чего хочет молодежь, приходя в науку, рассказывает академик РАН Александр Донченко.
- Александр Семенович, в последнее время, что ни день, мы слышим о новых вспышках различных заболеваний – как за рубежом, так и в регионах России. Значит ли это, что сельхозживотные стали болеть чаще?
- Вначале я хотел бы привести слова академика Константина Ивановича Скрябина, нашего известного ветврача: «Я всегда считал и буду считать, что ветеринария – это не только наука о животноводстве, она является самой настоящей медицинской наукой, потому что многие болезни специфичны как для человека, так и для животных». Поэтому ветврач в каком-то смысле играет роль медика. Но в последнее время не так много говорят о ветеринарии, болезнях животных. Возможно потому, что сегодня ареал их распространения стал намного меньше, чем был еще 20 лет назад. Я был заведующим лаборатории туберкулеза сельскохозяйственных животных в Институте экспериментальной ветеринарии с 1979 года: тогда бруцеллез и туберкулез «висели гирями на ногах» нашего животноводства. Мы ежегодно только в Новосибирской области убивали до 50 тысяч коров только по этим двум инфекциям. Но работа ученых, в том числе сибирских, позволила ликвидировать эти заболевания в Сибири, да и в стране. Есть отдельные вспышки – недавно, например, нам завезли бруцеллез из Казахстана, но мы готовы любую инфекцию купировать «на корню». Сегодня – к чести ветслужбы, ветнауки – Сибирь благополучна практически по всем заболеваниям.
- Кроме лейкоза…
- Да, лейкоз КРС присутствует в регионах СФО, и нас это сильно беспокоит. Не потому что мы не знаем, как с ним бороться (у нас есть и эффективные системы диагностики, и планы мероприятий в случае заболевания), а потому что тут слишком многое зависит от самих хозяйственников – предпринимателей, которые содержат этих животных.
Но, напомню, вирус лейкоза не опасен для человека, хотя некоторые ученые, в том числе за рубежом, с этим спорят. Тем не менее случаев заболевания людей лейкозом КРС пока не было и, вероятно, не будет, потому что среды обитания и паразитирования возбудителя у коровы и человека разные.
Сегодня мы научились правильно содержать животных, и молодняк у нас сохраняется хорошо. Лет 15–20 назад отход был намного больше. Он есть и сейчас, но в «плановых» пределах. И причинами чаще становятся ошибки в уходе и кормлении, нежели инфекции. Почему мы смогли этого достичь? Во-первых, наука и практика шагнули далеко вперед. Во-вторых, поголовье скота существенно сократилось, и такого контакта между животными, как раньше, уже нет. Зооветеринарной службе в этом смысле стало работать легче.
- А как сказывается погоня за высокими удоями на здоровье животных?
- К сожалению, сделав в свое время ставку на импортный скот, мы не получили того эффекта, которого ожидали. Нам не удалось повысить племенную ценность наших животных, потому что тогда мы не могли обеспечить нужный уровень кормления, содержания и обслуживания – по сравнению с США, Германией, Голландией или другими странами, откуда завозился скот. Сегодня многие хозяйства продолжают закупать семя за границей, так как своего хорошего племенного воспроизводства мы наладить не можем.
Молочные предприятия сегодня стремятся к постоянному росту продуктивности. Но вот вопрос – а нужно ли устраивать гонку за рекордными удоями? Мы как-то разговаривали с руководителем одного известного крупного хозяйства, где держат около 3000 коров, а суточные удои приблизились к 13 тыс. кг молока. У них корова живет самое большее – три года, и 40 % стада – нетели. И это неудивительно, ведь при таких удоях в организме не остается ничего, чтобы поддерживать в нем жизнь длительное время. Я говорю – вы посчитайте экономику, нужны ли вам такие удои? Конечно, столь высокая цифра – это престижно и для области, и для предприятия. Но для животных это плохо. И еще надо учитывать, во сколько обходятся такие показатели. Ингредиенты, в том числе микро- и макроэлементы, которые сегодня необходимы для того, чтобы обеспечивать такие удои, – дорогие, а некоторых в России просто нет, приходится закупать за рубежом. Это большие деньги. А если получать 5–7 тыс. кг молока с коровы, она и проживет намного дольше, и телят больше принесет. Так что в этом вопросе у ветеринаров, зоотехников и экономистов работы непочатый край.
- Возвращаясь к болезням скота. Какие из них сегодня вызывают наибольшую тревогу у ученых с точки зрения их влияния на здоровье человека?
- Прежде всего, это туберкулез, вызываемый бычьим видом. Он очень опасен, передается от КРС человеку. Институт туберкулеза проводил исследование и выяснил, что 10 % людей, которые ухаживали за животными, были поражены возбудителем бычьего вида туберкулеза. В Казахстане эта доля доходила до 25 %. Заболевание протекает тяжелее у человека, и лечить его сложнее. К тому же больной бычьим туберкулезом может заразить других людей и животных. Благо, что сегодня все молоко в стране пастеризуется, и человеку заразиться через него довольно сложно.
Если взять бруцеллез, то отдельные вспышки регистрируются, но там, где есть опасность, животные находятся под надежной вакциной. К тому же организм человека является для инфекции тупиковым звеном – то есть от одного человека другому она не передается.
Научились мы справляться и с бешенством, которое переносят лисицы, волки и другие дикие животные. Необходимые вакцины у нас есть.
Ящур в 1970-х годах широко гулял по Сибири и Казахстану, были большие отходы животных. При этом ящуром болеет и человек – часто это доярки. Недавно был случай заноса вируса в одной из областей СФО, но все службы сработали четко и быстро, и распространение остановили.
- Как бы вы оценили уровень биобезопасности хозяйств? Он такой, каким должен быть, или где-то еще недорабатываем?
- Несколько лет назад в Иркутской и Омской областях были вспышки африканской чумы свиней – завезли «на колесах» откуда-то из западных регионов. Но мы быстро научились и с этой болезнью бороться. В свое время не могли сделать вакцину. Сейчас несколько вакцин испытывают, и если они будут запущены в оборот, то АЧС в России исчезнет.
Много у нас вирусных болезней и среди КРС, но они не сильно опасны и не передаются человеку. В целом сегодня мы надежно управляем эпизоотическим процессом этих заболеваний.
И, как я уже говорил в начале, ветеринария неразрывно связана с медициной. Наша продукция «до кастрюли» должна быть полностью обследована ветеринарными специалистами.
- С изменением геополитической обстановки российские фермеры лишились многих импортных вакцин и ветпрепаратов и не всегда довольны отечественными аналогами. Как это может сказаться на здоровье и продуктивности поголовья сельхозживотных?
- Мы долгое время предпочитали покупать импортные препараты, даже при наличии аналогов в России. Опять же шло большое маркетинговое давление со стороны представителей иностранных производителей. А так как скот сегодня частный, то каждое хозяйство само принимает решение, какие препараты закупать и использовать. Раньше была госструктура, которая приобретала и распространяла лекарства по всем хозяйствам. Сегодня роль ветеринарного управления не такая главенствующая, как раньше. Мы несколько упустили координацию этих мероприятий. Сейчас аграрии начали вновь разворачиваться к отечественным разработкам, и я не думаю, что кому-то чего-то не хватит. Только наш институт ввел в практику более 40 лекарственных систем и свыше 200 биопрепаратов. Это и бактериофаги, содержащие малую дозу лекарственных средств, и пробиотики. Мы постепенно уходим от антибиотиков, потому что тут есть риски – при неправильном использовании они вызывают устойчивость у патогенов. Стараемся поправлять фермеров, подсказывать, чем можно заменить тот или иной препарат. Наша наука, ветслужба готовы плотно работать с хозяйствами и помогут найти аналог практически любому импортному препарату для лечения и профилактики болезней.
- У российских ученых есть все для эффективной работы по созданию собственной базы ветпрепаратов и полного импортозамещения основных позиций?
- Институт экспериментальной ветеринарии Сибири и Дальнего Востока очень хорошо обеспечен нужной аппаратурой, в том числе мы успели получить импортное оборудование. Сейчас уже и в России разрабатывают технику для проведения исследований. В этом отношении мы подкованы неплохо. Другое дело, что в целом есть некая разрозненность между научными учреждениями. Помню время, когда у меня в подчинении было 30 институтов, и я знал, кто, где и над чем работает, все проекты собирались в комплексную программу. Сегодня такой координации нет. Кроме того, деньги, которые выделяются на гранты, оседают в основном в Москве и Санкт-Петербурге. Видимо, еще силен стереотип, что на периферии большой науки быть не может.
Тем не менее как раз сейчас наш центр планирует начать серьезную программу на 500 млн рублей – совместно с Новосибирским ГАУ и учеными из Беларуси. Наметили вопросы, которые еще не изучены и которыми нужно заниматься для решения проблем биобезопасности не только среди животных, но и с выходом на население. Этот проект включает разработку около 15 вакцин и 10 новых методов диагностики, которые позволят заменить импортные технологии. Также, если мы выиграем конкурс, хотим открыть несколько лабораторий и собственный завод по выпуску биопрепаратов.
- Глава Минсельхоза Дмитрий Патрушев недавно заявил, что за последние 20 лет количество ученых в РФ снизилось на четверть. С какими ожиданиями сегодня идет в науку молодежь, с чем они хотят работать, какие вопросы им интересны?
- Министр прав. И чтобы восполнить недостающие кадры, нужно повышать зарплаты в науке. Сегодня молодые ученые приходят с более высокими амбициями, чем были у нас в свое время. Мы и вагоны разгружали параллельно с учебой, и были готовы к скромному доходу в первые годы. А они не будут ждать – пойдут искать себя в другом деле. Хотя многие действительно горят наукой и, приходя, работают на совесть. Они по-другому мыслят, лучше разбираются в технике и технологиях и зачастую уже поправляют нас, стариков. В нашем институте около 28 % – молодежь. Опять же есть и проблема «утечки мозгов». Даже меня, несмотря на возраст, еще пару лет назад звали работать в Китай. А молодые более легки на подъем и охотнее рассматривают предложения от иностранцев. Поэтому их нужно мотивировать заниматься наукой на Родине.
В целом сегодня и наше Сибирское отделение РАН, и Министерство науки и высшего образования уделяют большое внимание молодым кадрам. Мы сами пробивали себе дорогу, а им помогаем, и правильно делаем. Нужно больше брать молодых в аспирантуру. Вот сейчас вышел приказ о том, что для получения кандидатской или докторской степени уже необязательно писать диссертацию в 500 страниц, которую потом прочитает два-три человека. Можно защититься на основе ряда статей, опубликованных в научных журналах, сделав по ним хороший доклад. А когда у тебя есть не только знания, но и «погоны», то к тебе и доверия больше у руководителей хозяйств. И разработки, которые ему предложишь, он охотнее возьмется осваивать.
- Ну и в финале – поделитесь вашими прогнозами на 2024 год: какой будет эпизоотическая ситуация в России, чем будут болеть наши животные?
- Я оптимист. Считаю, что, если мы продолжим работать, как сейчас, нам бояться за здоровье животных нечего. Мы знаем все болевые точки, которые требуют внимания. Нужно налаживать более тесную связь с медиками, потому что они сейчас меньше стали заниматься болезнями, свойственными и животным, и человеку, – тому же туберкулезу и бруцеллезу. Необходимо плотнее взаимодействовать с бизнесом: он сегодня не особенно охотно откликается на наши разработки. Руководители хозяйств требуют быстрого результата: они хотят вложить деньги и уже завтра получить рост показателей в два раза, а так не бывает.
И хотелось бы, чтобы производственники чаще прислушивались к ученым. Например, был случай, когда компания заказала свиней из-за границы, а то стадо, что у нее было, сибирской селекции, – всех побили. А ученые их выращивали десятки лет, чтобы получить поголовье, более устойчивое к заболеваниям, к нашему климату. Да, эти животные дают меньше привеса, но и меньше отхода, однако предприниматель не всегда это учитывает. На иные фермы и свинокомплексы ученым просто не пробиться – владельцы считают, что сами все знают. А потом сетуют, когда что-то идет не так. Если наука и бизнес будут работать в связке, то и животные, и люди будут здоровее, а производство – эффективнее.
Все материалы рубрики «Сельское хозяйство»
